ИГОРЬ МОИСЕЕВ: ШТРИХИ БИОГРАФИИ

Игорь Шевелёв. «Российская Газета». 20 янв. 2006 г.

Игорь Александрович Моисеев – человек миф. Он является символом Русской культуры, и прежде всего «советской», как раз потому, что превосходил ее пластикой выживания в предлагаемых исторических обстоятельствах.

Сын дворянина, адвоката-анархиста, попадавшего под суд и при царском режиме, и при советском, и французской модистки полурумынского происхождения, Игорь научился говорить по-французски раньше, чем по-русски.

От отца, окончившего философский факультет в Гейдельберге, унаследовал интерес к восточным учениям, к теософии, к истории искусства. У него еще до войны была первая категория по шахматам (это примерно соответствует нынешнему мастеру). В 18 лет был зачислен в балет Большого театра, был партнером великой и тогда уже немолодой Екатерины Гельцер. В юности участвовал в знаменитых "четвергах" у Луначарского, где общался с Мейерхольдом, Таировым, Маяковским, Анри Барбюсом.

С 20 лет занимался режиссурой у Рубена Симонова, в 24 года стал балетмейстером Большого театра, оставаясь танцовщиком, поставил "Трех толстяков".

В 1930 году Игорь Моисеев впервые столкнулся в Таджикистане с уникальным своеобразием народного танца. После разгрома в Большом оперы Шостаковича и балета "Светлый путь" энергичный Игорь Александрович раз и навсегда находит свою творческую нишу в области народного танца. Он создает ансамбль, которому в следующем, 2007 году исполнится 70 лет. А в 1943 году получил разрешение организовать школу народного танца, где готовятся будущие солисты ансамбля. Феноменальное долголетие творца и его произведения.

Ансамбль народного танца Игоря Моисеева стал визитной карточкой СССР, экспортным вариантом интернационализма в искусстве - "интернациональным по форме и советским по содержанию". Его "Танцы народов мира" идеально накладываются на географическую карту, там нет белых пятен – в отсутствие у народа культуры танца его заменяет имитация религиозного культа, как в случае "Бурятской сюиты ЦАМ".

Для самого же И. Моисеева народный танец становится путем поиска постклассических форм в хореографии. А заодно – причастности к высшим эшелонам власти, начавшейся еще со времен постановки физкультурных парадов на Красной площади общества "Динамо", находящегося в введении товарища Берии. Как в стране должен быть только один бог и царь, - так и в области народного танца, где мы оказались благодаря Игорю Моисееву впереди планеты всей.

Выездная история ансамбля Моисеева в условиях "железного занавеса" - это поистине золотая страница повседневной советской культуры. Три четверти года артисты проводили на гастролях, как правило, за рубежом, зарабатывая для страны валюту и благоприятный пропагандистский имидж. Поэтому каждый артист и каждая артистка должны были быть просвечены насквозь на много колен вдоль и поперек, чтобы исключить побег из лагеря счастья, чтобы ни один беглец типа Нуриева и Барышникова не затесался в их ряды. К тому же моисеевцы были дежурным блюдом на всех кремлевских приемах, начиная с 1938 года, что тоже налагало определенные требования госбезопасности.

О многом Игорь Александрович Моисеев рассказал в своей книге "Я вспоминаю... Гастроль длиною в жизнь", которая вышла во второй половине 90-х годов. Для будущих этнографов советской жизни это незаменимый источник информации. Внимательный, остроумный, энергичный и толковый организатор и творец, прекрасно понимающий правила выживания при советском и последующих режимах.

О классическом танце

«Классический танец был рожден для выражения надземности, бесплотности духа. Его создатели стремились передать чувства, уносящие нас в мир мечты, фантазии, сказки. Однако постепенно этот язык стал настолько привычным, что из возвышенного превратился в будничный и утратил свой смысл. Реальность и условность оказались выкрашенными в одну краску, что привело к чудовищному оскудению танцевального языка. Из балетов выпали национальные танцы.»

О народном танце

«Что такое народный танец? Это пластический портрет народа. Немая поэзия, зримая песня, таящая в себе часть народной души. Я не вижу более праздничного, жизнелюбивого вида искусства, чем народный танец. Он румянит щеки, зажигает кровь мышечной радостью. У народного танца нет служебного хореографа, он рождается из окружающей среды.

Когда во Франции при Франциске I был изобретен чулок, народный танец немедленно отреагировал на это новшество. Юбки очень быстро укоротились, а вслед за этим в корне изменились танцы. Существовали знахарские танцы, изгонявшие злых духов и имевшие функции врачевания. Именно такую функцию выполняла тарантелла. Сам танец получил название от тарантула, яд от укуса которого можно было изгнать только вместе с потом, для чего больным и надо было кружиться в бешеной пляске. Древний Египет знал астральные танцы: танец отражал эволюции, которые проделывали звезды и планеты на небе. Мы не коллекционеры танца и не накалываем их, как бабочек, на булавку. Мы подходим к народному танцу как к материалу для творчества, не скрывая своего авторства.»

О политике и погоде

«Размышления о политике убедили меня в том, что простые люди бессильны что-либо изменить. Я вспоминаю слова Сенеки: "Принимай с достоинством неизбежное» – и стараюсь относиться к политике и политикам, как к плохой погоде, ища и находя удовлетворение в работе.»

О партии и Боге

«За время моего руководства ансамблем меня 18 раз вызывали к себе партийные чиновники и, стуча кулаком по столу, требовали вступить в КПСС. Их аргумент всегда был одним и тем же: «Беспартийный не имеет права руководить коллективом». На что я всякий раз невозмутимо возражал: «А создавать ансамбль я имел право?» На этот счет им, видимо, не поступало никаких распоряжений. Наконец кому-то из них пришло в голову поинтересоваться: «А почему вы не хотите вступить в партию?» «Потому что я верю в Бога и не хочу, чтобы вы меня за это прорабатывали на своих собраниях.» Они от меня отстали.

Справедливости ради надо сказать, что так легко выйти из этой ситуации мне удалось благодаря тому, что ансамбль любили руководители этой самой партии. Единственное, за что я благодарен советской власти, – что никто и никогда не вмешивался в мою работу. К тому же, как ни странно, творчество мое всегда было партийным. В том смысле, что мои поиски в народном танце, в выражении народного характера через пластику оказались созвучны идеям, провозглашенным партийными вождями. Ведь по сути ничего дурного они не говорили.

О гастролях в Америке

«Рецензенты после премьеры затеяли по поводу нас спор. Некоторые из них писали: "Они были вынуждены так хорошо танцевать, потому что если бы они танцевали плохо, то по возвращении в Россию их бы сослали в соляные копи". Или: "Эти артисты, несомненно, работники КГБ, натренированные для того, чтобы иметь такой успех". Им отвечали: "Если чекисты так танцуют, то как же должны танцевать настоящие артисты?!"

После спектакля в Нью-Йорке хорошо одетая, красивая женщина средних лет попросила разрешения поцеловать мою руку. Я ответил: "Пожалуйста", – а получив поцелуй, спросил у женщины ее имя. Она ответила: "Мое имя Марлен Дитрих".

О еврействе Моисеева

«Мою фамилию часто принимают за еврейскую, на самом же деле такие фамилии, как Моисеев, Абрамов, чисто русские. Когда мы приехали в Биробиджан, на перроне нас встречала толпа людей с огромным плакатом: "Да здравствует наш Моисеев!" Биробиджанцы решили, что приехал знаменитый ансамбль во главе с евреем Моисеевым. Ко мне прибежал мой зам по хозяйству Михаил Евсеевич Волынский и с восторгом сообщил:

– Игорь Александрович! Они хотят сделать для нас большой банкет!

– Ну, банкет так банкет. Я очень рад.

С этим Волынский исчез и, как я потом узнал, разговорился с людьми, накрывавшими столы.

– Наверное, вы думаете, что Моисеев еврей? Он совершенно не еврей. Он русский.

Те вдруг всполошились:

– Как русский?! А мы думали, что еврей...

– Нет, он русский, но он ничего... очень рад, - попытался успокоить их Михаил Евсеевич, видимо, сообразив, что зря затеял этот разговор.

Но устроители не только не успокоились его заверениями, но, напротив, стали собирать со столов продукты и складывать их в корзины.

Волынский вернулся как в воду опущенный.

– Вы знаете, они не хотят давать банкет.

– А почему?

– Они узнали, что вы не еврей.

– Да? А кто же им сказал?

– Я сказал.

– Зачем же вы говорили... Ну, побыл бы немножко евреем. Хорошо бы покушали.

Так банкет не состоялся, потому что Моисеев не еврей.

О кремлевских банкетах

«На приемах все вели себя чрезвычайно натянуто. За каждым столом сидели два чекиста. Приглашенных рассаживали на строго определенных местах. Двигаться от президиума можно было как угодно, но малейшее движение в сторону президиума мгновенно пресекалось.

На кремлевских банкетах мимоходом решались проблемы, казавшиеся делом многих лет. Как-то за несколько месяцев до войны в Кремле проходил очередной банкет. Сидя за столом, я почувствовал, что кто-то положил мне на плечо руку. Все замерли.

– Ну, как дела?

За моей спиной стоял Сталин. По молодости или по незнанию я не испытал в тот момент страха, но трепет, конечно, почувствовал.

– Плохо, Иосиф Виссарионович, дела.

– А почему плохо?

– Нет помещения. Например, "Подмосковную лирику" я ставил на лестничной площадке. (Сталин очень любил этот номер).

Сталин нахмурился, сделал жест рукой – и как из-под земли перед ним вырос Щербаков, бывший тогда первым секретарем МК партии. Сталин, указывая на меня, сказал ему:

– У них нет помещения. Надо найти. Завтра доложишь.

Повернулся и ушел.

На следующий день Щербаков вызвал меня к себе. Подвел к карте Москвы, которая висела у него за спиной, и предложил: "Выбирайте". Так незадолго до войны мы въехали в помещение Концертного зала имени П. И. Чайковского, в котором работаем и по сей день.»

"Человек мира"

Игорю Моисееву - 100 лет

"Балет Моисеева" на всех языках произносится одинаково. Словно волшебная формула, открывающая целый мир. Объединившая чувством радостного изумления зрителей всех континентов. Праздник, чудо, фейерверк – синонимам формулы нет конца.

Цена этой радости узнавания-подвижнический труд не одного поколения моисеевцев. В сущности, ансамбль давно заслужил название Театра народного танца, пока незакрепленное в афишах. Но путь от танцевальных миниатюр до хореографических спектаклей убеждает в жизнеспособности моисеевской идеи театра танца.

Рассказ об ансамбле без Моисеева невозможен. Для артистов он - пример служения любимому делу, мудрого приятия нелегких побед и неизбежных потерь. Для него коллектив - жизнь, гордость и слава. Осуществленная мечта и постоянная забота.

К 1937 году Моисеев окончательно влюблен в народное творчество. Пешком и верхом освоив Памир, Кавказ, Урал, Моисеев убедился: фольклору необходима новая, сценическая жизнь, по законам и требованиям театра. Убеждения подкрепляла практика – работа в Театре народного творчества, постановка 1 Всесоюзного фестиваля народного танца.

Требовалась мобильная труппа, способная театральными средствами передать природу фольклора. И судьба распорядилась счастливо: 10 февраля 1937 года состоялась первая репетиция первого в стране профессионального ансамбля народного танца. Но что за страсти кипели вокруг моисеевского начинания! Особенно кричали "теоретики", требуя этнографичности фольклора, этакого музея танца. Моисеев же отстаивал принцип театрального действия, действия в танце, открывающего необозримые перспективы.

Мечтатель? Просто он смотрел из будущего. И невозмутимо обходя невежд, доверял единомышленникам. Своим танцорам. Хотя трудностей и тут было предостаточно. Одни пришли едва ли не с деревенской околицы, другие - с балетных подмостков. Предстояло переплавить лихую народную выходку и сухость академизма в единую танцевальную манеру. Ныне знаменитый моисеевский стиль. Тогда же не было ни опыта, ни знания, ни традиций – все создавали впервые.

И аргументы в защиту моисеевской идеи Театра танца ансамбль "вытанцовывал" в упорном труде. Тем энтузиастам и смельчакам, что радостно и без оглядки устремились за ним в неизвестность, Моисеев благодарен и по сей день.

Вслед за первой программой "Танцы народов СССР" (1937-1938) ансамбль примерялся уже к сюжетным балетам с реальными персонажами. Их воплощение отодвинула война. Но не зачеркнула: невероятными усилиями ансамбль сохранил труппу, совершенствовал профессионализм, продолжал освоение фольклора для новых постановок.

Из гастролей по Монголии (1943) ансамбль привез "Цам"- народную сказку, превращенную в настоящий театральный спектакль. Но это будет в мирной жизни, а тогда исполнительский состав подбирался порой по умению держаться в седле до "сцены" тряслись верхом по горным тропам...

А еще моисеевцы гордились "своим" танком, собранным на их более чем скромные средства. И ансамбль выстоял: давали в день по три концерта на сценах из составленных вместе грузовиков, палубах боевых кораблей, лесных полянах. Тогда в ансамбле укрепилось правило: не драматизировать неурядицы, а тут же обыгрывать их – озорно, хлестко, иронично.

Как заготовки будущих образов. Из таких заготовок и путевых заметок выстраивались целые картины. В сюите "День на корабле" (1943-1944) моисеевцы с юмором и блеском рассказали в танце о военном быте моряков- краснофлотцев.

Самый ценный трофей войны "Партизаны" (1950). Поразительно точный по форме, до предела насыщенный эмоциями, номер стал пластической поэмой в честь миллионов рядовых Войны – открытых, улыбчивых, бесстрашных. Гордость ансамбля, он неизменно включен в гастрольные программы. Для танцоров "Партизаны" нелегкое испытание на артистизм, виртуозность, характерность.
После войны народы Европы с энтузиазмом восстанавливали жизнь, быт, искусство.

К Моисееву за советом обратились руководители народных ансамблей. Помощь оказалась взаимной: начинающие балетмейстеры получили необходимые консультации, ансамбль – материал для новых экспериментов. Программа "Танцы славянских народов" (1945) развернула целые сюиты танцев народов Восточной Европы: болгарских, польских, румынских и венгерских. (Поразительная подробность: Моисеев сам не видел югославских танцев и национальную лексику искал в орнаментах, песнях, сказках. На родине танца сюиту приняли на "ура".)

Вслед за Европой ансамбль вторгается в Азию. Программа "Мир и дружба" (1953) включала корейские, монгольские, китайские танцы. И снова удача – на гастролях в Китае (1954) публика с изумлением обнаружила, что русские точнее и выразительнее исполняют старинный танец с лентами. Свой вариант моисеевцы "подарили" китайским танцорам.

К этому времени выровнялся исполнительский состав труппы, репертуар насчитывал десятки танцев, картин, сюит. В 1955 году ансамблю предстоял новый качественный скачок... на парижскую сцену. Танцоры ехать побаивались – парижская публика определила судьбу не одной антрепризы. Моисеев же предполагал удачу.

И оказался прав: под грохот аплодисментов во Дворце Шайо в прах рассыпался пресловутый железный занавес. Париж снова узнал блеск и очарование русского искусства. За моисеевцами потянулся шлейф восторженных эпитетов. Вот лишь одно резюме: "Если концерты моисеевского балета не заставили вас неистовствовать, топать ногами от удовольствия, значит вы не совсем нормальны".

А вскоре оценки парижан разделили тысячи зрителей на другом конце Земли: тоже первыми, и тоже с триумфом моисеевцы выступали в Нью-Йорке. Гастроли по США (1958) открыли новую эру в общении России и Америки - конец холодной войне, да здравствует дружба, искусство, любовь! Знаменитый Сол Юрок дал ансамблю "зеленую улицу". Гастроли стали традицией, а моисеевским подаркам американцы радовались как дети. Концерты непременно заканчивала американская кадриль "Сквер данс" - и тут уже танцевали не - только на сцене, но и в партере, на галерке, в оркестровой яме.

Гастроли - жизнь ансамбля. Коллектив побывал на всех континентах, по воде, земле и воздуху не один раз "прогулялся" до Луны и обратно, рецензии составили целые тома. Но главное – с зарубежными гастролями новая эра началась и для ансамбля. Танцевальный фольклор теперь осваивали не понаслышке, а в живом, непосредственном общении. Расширялся репертуар – и усложнялись художественные задачи.

Удачи и находки танцевальных сюит напрямую вели к настоящему театральному действу, в котором танец и музыка, режиссура и драматургия, костюмы, свет одинаково важны и подчинены исполнителю. Для новых экспериментов хореографу требовались не просто профессионалы, но актеры-танцовщики, с ходу развивающие стремительную мысль хореографа. Усложнялись его требования - совершенствовалась школа.

Моисеевская школа танца. Ее с блеском представил ансамбль в программе "Дорога к танцу" (1965). В "Класс-концерте" изобретательно выявлен процесс сочинительства: на глазах у зрителя лихо и мастерски танцоры составляли из отдельных элементов реплики, фразы, диалоги. "Класс-концерт" демонстрировал не только "сиюминутное чудо" рождения танца, но и выучку, слаженность, единство стиля труппы. А Моисеев – и свое отношение к артистам: он ими гордится, ценит и бесконечно много требует. Чуть меньше, чем с себя.

За "Дорогу к танцу" Моисеев удостоен Ленинской премии, коллектив – звания первого в стране академического ансамбля народного танца. Вновь обозначилась необходимость качественного скачка. Освоен целый океан фольклора, опробованы десятки жанров и малых форм. И Моисееву не терпелось доказать, что ансамблю по силам большой хореографический спектакль.

Великий спорщик, Моисеев задумал "Половецкие пляски" в полемике с Михаилом Фокиным, бунтарем и врагом всякой догмы, почитаемым учителем, но художником ушедшей эпохи. Мало "брать па из музыки" (как работал с партитурой Фокин), Моисееву нужна историческая достоверность быта, нравов, характеров. Из нее родились убедительной силы и яркости сюжет, нюансы пластики, рисунки танцев. Ликование оркестровой меди, неожиданные эффекты и трюки дополнили картину дикой стихии – ансамбль дерзко и вдохновенно преодолел еще одну ступень к театру танца. В честь премьеры моисеевских "Половецких плясок" в Париже в 1971 году выбита специальная памятная медаль... Моисеев отозвался просто: "Я этой работой горжусь".

С тех пор минуло четверть века, появились новые спектакли и сюиты, которыми по праву может гордиться Моисеев. Одна из них "Сюита греческих танцев" (1991). Идея и ее постановка обсуждалась с Микисом Теодоракисом. Он бережно аранжировал популярную мелодию, Моисеев чутко уловил и развил композиторскую мысль в масштабной пластической фреске.

И вместе с танцовщиками обогатил ее оттенками национальных характеров. Сюита греческих танцев - одна из сотен сцен, картин, сюит ансамбля. Они объединены в циклы "Картинки прошлого", "Советские картинки", "По странам мира". Лучшие номера циклов вошли в программу "В гостях и дома. По гастрольным маршрутам" (1983). Идея программы – показать путь от миниатюр до балета.

"Ночь на лысой горе" поставлена на музы-М. П. Мусоргского, по мотивам из произведений Н.В. Гоголя. Ансамбль и раньше обращался к симфонической музыке ("Арагонская хота" М. И. Глинки, "Скоморохи" Н. А. Римского-Кор-сакова и др.), литературе ("Испанская баллада" П. де Луна поставлена по сюжету П. Мериме). Однако впервые ансамбль заявил о спектакле в двух частях-актах, с либретто и персонажами, режиссерской партитурой и симфонической музыкой, театральными выразительными средствами.

В "Народных сценах" в пестрый венок танцев остроумно вплетены розыгрыши, шутки, перебранки – все, чем богата ярмарочная площадь где-нибудь на Полтавщине. Конечно, из детских путешествий в окрестностях Диканьки Моисеев привел на сцену эти живые сочные типажи. И тут же абсолютно гоголевские мистификации. Всамделишные "...черти с собачьими мордами на немецких ножках" начисто сметают со сцены девчат и парубков. В "Шабаше" задействованы самые невероятные эффекты: стробоскоп, ударная установка, маски, ходули, ролики. А танец – от классики до брейка. Виртуозные реплики рождались весело, играючи, а пантомима мизансцен – из безудержной импровизации Моисеева и танцовщиков.

Однако успех спектакля, с которым ансамбль проехал едва ли не полмира, для коллектива уже удачное вчера. У Моисеева снова идет прикидка исполнителей, идей, сюжетов к новым балетам. И к неосуществленным, не отпускающим душу замыслам. Сюита еврейских танцев "Семейные радости" впервые показана в 1994 году на фестивале в честь 70-летия творческой деятельности Игоря Моисеева. А задумывалась... еще в 1939 году для инсценировки в ансамбле "Фрейлехса", свадебного обряда, Моисеев приглашал Михоэлса и Зускина.

Тогда постановка не состоялась, но замысел не тускнел, напротив, обрастал новыми деталями и подробностями. И вот через десятки лет закулисной подготовки свадебные персонажи пробились-таки на сцену. То ли прямиком из неунывающей Касриловки Шолом-Алейхема, то ли с Витебских окраин Шагала. По ходу действия, суетясь и толкаясь, они успевают поссориться и помириться, поторговаться и уступить, всплакнуть и посмеяться друг над другом. Живописные коллизии счастливо разрешаются свадебным пиром.

Но это вовсе не конец, потому что финальное неистовство эмоций и темпов танцоры бисируют с еще большим напором и азартом. Только Моисееву дано сравнить сегодняшних танцоров с первыми, с теми, кто начинал. Неизмеримо выросла исполнительская культура, техническая оснащенность труппы. Нынешним моисеевцам под силу все стили и жанры танца, завтрашние их обязательно превзойдут. Неизменным останется главное: живая душа, задор и характерность народного танца.

В январе 2001 года ансамбль дал торжественный концерт в честь 95-летия создателя и бессменного руководителя Государственного академического ансамбля народного танца, а по сути, театра танца, Игоря Моисеева. Концерт состоялся в Большом театре, из которого Моисеев шагнул в мир и умножил славу русского искусства танца. 10 февраля 2002 года коллектив отпраздновал свое 65-летие праздничным концертом, который был составлен из различных номеров, показывающих творческий путь пройденный ансамблем за 65 лет.

Но праздники создаются им на лестницах, в раздевалках cнова повторяют, уточняют движения танцоры ансамбля. Азартнее, легче всех Моисеев – его показы уникальны и легендарны. И правда, в его мастерстве нет усилий – есть вдохновенное чувство полета. Великий фантазер, Игорь Моисеев смотрит из будущего.

LUCH 2006